Александр Ревва и Семён Слепаков - миниатюра Отец





Прикольная миниатюра А. Реввы в "Оливье шоу"





Отпадная миниатюра - Алоэ





Самый смешной номер Реввы и Галустяна





Миниатюра Александра Реввы про Секс в СССР





Миниатюра "Бабушка гадалка"





Смешная миниатюра А. Реввы - Бабушка и внучка




****************************

Недоумевающий гул прошел по классу. Владимир Константинович поднял на нас свои ярко-синие, омраченные какой-то заботой глаза. Мы замолкли.
— Итак,— сказал он,— должен вам сказать, господа,— из песни слова не выкинешь, он именно так назвал нас,— что сегодня я преподавать пе могу. Просто не в состоянии... Потому что сейчас происходят в Петербурге события, которым равных в нашей истории не было...— он помолчал, подумал,— пожалуй, со времен Петра Великого...
Владимир Константинович замолчал.
Сегодня, 25 октября старого стиля, в Петербурге пролетариат под водительством Ленина поднялся против Временного правительства. Мы знали об этом и на все лады обсуждали это историческое событие. На правах семиклассников мы еще до начала занятий обращались за разъяснениями к учителям, но те уклонялись от ответов, ссылаясь на отсутствие подробных сведений. От Молчанова никаких разъяснений мы не ждали. Более того — многие из нас помнили, как во время Февральской революции он отделал злополучного Марковского за попытку отпраздновать свержение самодержавия. Но сегодня он сам заговорил с нами о революционных событиях. И, сравнивая то, что происходило в Питере, с деятельностью Петра Великого,— а мы уже знали, что Молчанов в истории России никого так не чтил, как этого царя, труженика и ученого,— он хотел подчеркнуть всю важность, все величие совершающегося.
Владимир Константинович не произносил ни слова. Он медленно листал журнал и предоставил нам заниматься кто чем хотел. Кто-то вышел из класса. Он не удерживал. Долистал журнал до конца и стал листать обратно.
Хотя мне сейчас и стыдно в этом признаться, но ничего не поделаешь, приходится, и я должен сказать, что не понимал всей грандиозности происходящих событий. И только глядя на сосредоточенное лицо Молчанова, раздумывая над его немногими словами, я впервые ощутил все значение совершающегося. Молчание нашего учителя было красноречивее всех слов.
На следующий день Молчанов как ни в чем не бывало продолжал прерванные на один урок занятия по математике.
IV. СОЛДАТСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
ТРУДНЫЕ ДНИ
В ноябре 1917 года к Челябинску подошли контрреволюционные войска генерала Дутова. Немногочисленный отряд Красной гвардии был не в силах дать нм отпор. Городская дума, во главе которой стояли эсеры, завела переговоры с дутовцами.
Мне очень запомнилось это время...
Вдвоем с другом моим Милей Елькиным идем мы по немноголюдным, заснеженным и уже погружающимся в синие сумерки, прямым и широким улицам Челябинска, направляясь к городскому Совету. Многоколонное здание Народпого дома, высящееся над городом, вырисовывается перед нами. Сколько часов провел я здесь на заседаниях Совета! И когда сейчас я увидел, что оно, против обыкновения, не освещено, что окна его черны и лишь бледный свет лупы, то показывающейся из-за облаков, то вновь исчезающей, время от времени освещает Это здание, я почувствовал вдруг ту тревогу, которую испытываешь, когда опасность грозит самому дорогому и родному. Это был один из критических моментов душевной жизни, подобный тому, какой бывает в жизни природы, когда текучие воды под действием понижения температуры вдруг превращаются в твердый лед...
Мы с Милей пришли в Совет, чтобы записаться в отряд Красной гвардии. Командир красногвардейского отряда был его старший брат, Соломон Елькин.
Соломона Яковлевича мы нашли в маленькой комнате с большим зеркалом — бывшей артистической уборной. При свете керосиновой лампы, отражавшейся в зеркале, он, взлохмаченный, похудевший, вместе с двумя товарищами составлял какой-то документ. Вопросительно подняв на нас глаза, которые казались сегодня еще больше, чем обычно, оп окинул нас скептическим взором.
Мы сбивчиво изложили ему свои соображения. Оп слушал, недовольно хмурясь. Потом, переглянувшись, с товарищем, сказал что-то обидное, вроде того, что не так уж плохи дела советской власти, чтобы она нуждалась в помощи сопливых, и больше с нами разговаривать пе стал. Сейчас, по прошествии более чем сорока лет, трудно точно вспомнить, что именно сказал тогда Соломон, но обидный эпитет «сопливые» запомнился...